А что?

— Вот живем мы на земле, знаем, что ей много тысяч лет,— продолжал он.— Ты понимаешь, о чем я думаю: космос говорит о земле, может, больше, чем сама земля. Возьми такой пример. Давным-давно греки, арабы, римляне давали имена созвездиям. И часто прибегали к названиям зверей и птиц.

Человек видел жирафа, льва, лебедя, орла и «переселял» их на небо. Но ведь мы знаем созвездия Единорога, Дракона, Гидры. Значит, что же, и эти животные жили на земле? Жили, а не взяты из мифов? А? Как ты думаешь? — Но ты забываешь: астрономия хоть и древняя наука, но звездам давались имена не в каменный век, в это время животный мир земли был уже примерно таким, каков он есть сейчас. — Да! — привставал, горячась, Саша.— Это все ясно. Но как в мифы-то попали разные там гидры и драконы? Мифы ведь рождались в незапамятные времена и потом уже стали сказками. А если эти животные все-таки обитали на земле? Чем ты докажешь, что нет?

Аннушка косилась на Сашу, видела его профиль с отрочески мягким носом, высоким лбом, и ее тоже захватывало воображение, рисовались древняя земля, непроходимые чащи леса, кишащие зверями и птицами. Но призраки уходили, и она, как Саша, ложилась на спину, смотрела в небо на бегущие облака. Ослепительно клубящиеся нагромождения двигались в густой синеве, на глазах меняя форму, становясь похожими на что-то, иной раз с предельной точностью — то на лицо старца с окладистой бородой и пустыми провалами глазниц, то на котенка со смешно оттопыренными ушами. Аннушка толкала локтем Сашу: — Смотри, смотри! Вон, видишь? Остров, а на нем стоит замок. Видишь? А вон бежит волна по синему морю, смотри, какие огромные вспененные валы. А вон голубь, белый-белый. Видишь?