Война

Аннушка с Марией Федоровной стояли посреди своего двора: они узнавали и не узнавали его.

Не более минуты стояли они с Марией Федоровной перед домом, с отчужденной сиротливостью глядевшим на них темными окнами, но это была минута уже новой, внезапно обрушившейся на них жизни. Потрясенные тем, что творилось вокруг них, они еще не могли осознать размеров пришедшей трагедии, и пока лишь внешняя ее сторона потрясала душу. Они увидели Горощиху, незаметно для них вышедшую из своей двери и смотревшую на них с жалостью и укором.

— Война...— проговорила она тихо, и, наверное, только по движению ее бледных тонких губ Аннушка поняла смысл сказанного.

— Война...— Глаза Марии Федоровны затуманились чем-то давним и больным.— Наши где все? — И в вопросе прозвучало: живы ли?

Горощиха повела рукой за деревья в сторону станции, где по прежнему со зловещим шорохом и треском клубился черный жирный дым, надсадно вопили паровозы:

— Там все... За тобой из больницы прибегали, тебе туда надо идти.

— Да. да, туда надо идти — убежденно повторила Мария Федоровна.

Она оглядела себя, будто дивясь своей глупости, из-за которой она
сейчас в этом нарядном, с прошвой на рукавах, платье, а не в халате медсестры.

— Иди в дом — протянула она свою корзину Аннушке и, поняв, как трудно это сделать племяннице, кинулась к ней, стала успокаивать, гладя по лицу, будто подготавливая к чему-то, но Аннушка и сама все решила.