Пишу повесть

Восстановить прежний порядок не представлялось возможным. Хитрый режиссер не унимался, пока, наконец, лектор не раскусил, что его разыгрывают. В гневе он покинул аудиторию. Валериу с презрением, высунув язык, передразнил его прощальное: «Ну, знаете!» Вышло смешно и похоже. Но дальше Валериу ни разу не вспоминал знаменитого профессора: он получил за свою шутку замечание от декана...

Между тем появились музыканты, обычные лабухи-совместители. Переговариваясь со знакомыми в зале, они разобрали лежавшие на стульях со вчерашнего загула инструменты и, рассыпав перед собою ноты, загремели. Залетный воробей очумело заметался, путаясь слабыми крылышками в складках задернутых штор.
Разговор за столом продолжался.

— Вы знаете, я пишу повесть, — говорил Деревнев Рудольфу. — Она забирает уйму времени. А газета, вы же видели нашу газету? Какая жалость, у меня нет с собой сигнального номера... Газета ведь также требует моего пера... Только не смотрите на меня так, пожалуйста... я устал, когда на меня так смотрят. Я не пьян... Я хочу покоя, поймите! Вот и приходится, молодой человек, пить одному... Вас как зовут?
— Рудольфом.
— Ну вот, Рудольф... слушайте, вы — поймете! Выпьем! И не надо на меня так смотреть, а то я снова почувствую этот невыносимый семейный привкус.
Валериу отобрал у Василия трубку и раскурил ее для себя. Он был единственным, кто не чокался с Деревневым.