И в самом деле, удалившись на минутку в дом с Григорием Ивановичем, она уже стояла на крыльце с эмалированной миской, в которой золотились, еще изгибаясь и подрагивая, вьюны. Восторг обуял всех во дворе, и тут каждый вспомнил, притихнув, что вот кто, Аннушкина мама, была мастерица варить постный борщ с вьюнами и черносливом.
И окончательно миром повеяло в души «панков», сгрудившихся вокруг Марии Федоровны — судьи и повелителя, когда она доверила варить артельный борщ Аннушке: все увидели в этом великую справедливость. Аннушку отпустили на кухню, и она пошла, витая в легоньком облачке грусти, как всегда в минуты, когда что-нибудь обращало ее память к маме. У нее уже не было боли о ней, смутно рисовались страшные дни похорон, и теперь, когда вставал перед ней родной облик, Аннушка не испытывала муки, только тихая грусть находила на нее, но вот если в ее нехитрой жизни были какие-то победы, ей было жаль, что этого не видит мама.
0 коммент.:
Отправить комментарий