больше всего

Саму Нину Внльгельмовну заочно именовали «старой девой», и кличка эта, логически явно абсурдная, проистекала, очевидно, от внешности учителки, в точности копирующей известный эталон: она была худа, все в ней было как-то вытянуто — и руки, и кисти рук, и пальцы с постоянно зажатой, тоже длинной, папиросой. Эта папироса была вроде какого-то дополнительного суставчика у Нины Вильгельмовиы и, затухшая, не мешала ей листать учебник или книжечку для внеклассного чтения, когда к ней приходили заниматься отстающие ученики, а то и готовить поесть что-нибудь для Саши. Себе она как будто бы и вовсе не готовила, что она ела — никто не знал, может быть, поэтому она и была так устрашающе худа, но с этим все давно свыклись. У нее были некрасивые редкие длинные зубы, «як борона»,— говорила Горощиха, но при взгляде на Нину Внльгельмовну больше всего запоминались ее глаза. Они были большие, голубые и такие спокойные, что и говорить с нею хотелось тихо и ласково.